из книги “Про Хвоста”

Недавно вышла большая книга воспоминаний об Алексее Хвостенко, написанная коллективом авторов. 
Тв. переплет, 500 стр., изд-во: Пробел-2000, 2010.
Здесь я привожу отрывки моих воспоминаний из этой книги.

 

 

 

В последний день 2008 года ко мне пришло слово Хвоста: «Живопись, как музыка, только с цветами вместо нот». Цвета… цветы…ноты – такие черные кружочки птиц на тонких полосках бумаги. Птицы поют цветам. Цветы – такие цветные точки нот на полосках земли, травы, облаков, леса, сужающиеся к горизонту и раскидывающиеся в высоте неба. «Это было бы очень красиво  и музыкально владеть этими цветами», – подумал я.

На следующий день я начал рисовать. За первые пару месяцев хватило запала на  40 «нетленок», все величиной с меня – таков итог первого броска. К концу года картины начали покупать, зарабатывать тем, что нравится, – это счастье. Новая жизнь начала вырисовываться весьма контрастно и прямолинейно, а раньше все больше виделось в облаке гармоний, контрапунктов и рваного ритма. Что-то совсем новое! Это хорошо. Для старости, в которую входит мое поколение, – то, что надо.

Так, «с легкого слова» Хвоста, я пририсовался к новой жизни. “Вначале было Слово, и Слово было у…»

Как это вообще происходит? Слышишь что-то изо дня в день и вдруг, как обухом по голове, – раз и проникло в сердце, и зародило там новую жизнь, проросло и по прошествии времени принесло богатые плоды. И все это только несколько слов. И все эти слова ты слышал годами…  Вернее, слушал, но не слышал – и вдруг!

 

Первое ощущение, когда вспоминаешь Хвоста, – это тепло.

Тепло. Тепло глаз, тепло голоса.

Его движения всегда такие теплые, всегда неуловимо плавные. Поворот головы, рука на колене, одна нога закинута на другую, он полулежит в кресле – но в его исполнении это не безвольная поза, вызывающая сонливость, а готовность к чему-то большему, еще предстоящему, – взгляд направлен немного внутрь, но всецело занят происходящим, внимательно-созерцательный. Такой обволакивающий и убаюкивающий, что даже дети и животные млеют под ним и успокаиваются, прекращая нескончаемую возню уходят в глубь сцены. Этот взгляд такой родной, как домашние тапочки, такой знакомый, как дорога в первый класс.

Его псевдо-грубая одежда нарочито элегантна. Всегда, или почти всегда, в черно-белых тонах. Его руки, подносящие зажигалку к кончику сигареты или заботливо трогающие бумагу. Его усталые глаза, излучающие свет и энергию. Его голос… нет, голос требует отдельного абзаца!

Его манера говорить… или даже молчать… была очень весомой. Как в музыке, не знаешь, что важнее, ноты или паузы, так и в его речи паузы были основой смысла. Это всегда были паузы великого актера: между словами всегда находилось место для мысли и эмоций; чтобы он ни говорил –  все вызывало понимание, даже если это было что-то за пределами понимания, как Хлебников.

Холодным вечером 1989 года в парижском кафе напротив «Гаре де Норд» Хвост, как всегда, был неформальным центром внимания, неформальным, потому что праздновали наш первый концерт в Париже (по-моему, мы играли в Сорбонне). Вообще, где бы он ни появлялся, он становился душой компании – но не в компании со мной, в моей душе это не нашло должного отклика. Что – это? Ну, все это «умирание» по тому, какая он душка! Какой-то веселый эмигрант, каких история навтыкала во все щели по всему свету травит байки про свою молодость. Когда мы были битниками и т.д. Ну, не люблю я Окуджаву, что ты с этим поделаешь! И Есенин меня не умиляет, вот такой я грубый и бесчувственный… Но, возможно, и другое: я слишком устал от урагана впечатлений, поэтому слова нашего французского менеджера Жюэля Бастенера звучали не акцентированно и буднично. Да и вообще, для ошеломленных парижской круговертью молодых людей, из-за железного занавеса вырвавшихся на свободу, время текло пронзительно быстро, а тут какие-то Мамлеевы, Хвостенко и многие другие – не известные нам имена, столь же далекие от реальности, как имена на памятниках Сент-Женевьев де Буа… Нет, пожалуй дальше, потому что там лежит история русской культуры – Бунин, Мережковский, Бенуа, Коровин, – а здесь культура в изгнании, даже звучит как-то мелко и несерьезно…  Значительно престижнее выглядела возможность познакомиться поближе с нашим новым фанатом Лешей, просто повторяй про себя: «князь Багратион, Багратион, князь…» – греет. Или надеть подаренную им фрачную рубашку от Жеванши, а то можно запросто, или не очень запросто, пообщаться с тогдашним министром культуры Франции, и некоторые даже так и пообщались, например, Цой. Кто же мог предположить, что через пару лет мои друзья по «рок-цеху» начнут получать правительственные награды из рук президента и не СССР, а России? Фантасмагория какая-то.

В тот вечер, Хвост что-то спел, это вдохновило Леньку на ответный знак приличия, и благодаря этому Хвост в мгновение ока стал нашим главным поклонником в Париже, а Ленька  – его в Питере. Нет, тогда это еще был Ленинград. А раз «Начальник» (Леонид Федоров) кого-то полюбил – так тому и быть. От этого, как говорится, не спрятаться, не скрыться. Да, он и не скрывался, он просто ворвался в наш коллектив и полностью его завоевал без единого выстрела, почти даже без песен. Я хорошо помню свое первое впечатление.

Как человек возраста моих родителей может быть настолько своим? Просто другом… (Продолжение следует)

Essays on review are an excellent opportunity to analyze the writing. It is essential to formulate a strong https://essayclub.net/ thesis and then structure your entire paper. There should be details on the author, type of work as well as your central theme. The review should include information about the author, genre and main theme.